БОБРУЙСКО СТАРОСТВО
- КАМЕНЬ В КОРОНЕ КОРОЛЕВЫ Весной 1639 года скончался бывший в течение
многих лет бобруйским старостой Пётр Тризна. Староство получила в приданое
королева Цецилия Рената. Во времена Петра Тризны случалась и конфликты
мещан со старостой, приведшие однажды к настоящему бунту (186), были
и периоды мира и даже взаимной симпатии между администрацией и горожанами,
имело место дарование многих важных прав мещанам их старостой. Итогом
долгого управления староством Петром Тризной стал его относительное
благоденствие, умножались богатства города, увеличилось благосостояние
его обитателей (187). После смерти Тризны его место занял его родственник
Теофилий Тризна. Кем он доводился Петру Тризне, мы не знаем, но предполагаем,
что он был близким родственником предыдущего старосты (188). При нем
город отстраивался, появлялись новые большие каменные сооружения, имевшие
общественное значение, поднимался вопрос о рубке леса на строительство,
а, значит, город продолжал развиваться, развивалась его хозяйственная
деятельность. В 1630-х годах в Бобруйске побывал ревизор Остафий Кердей,
посланный правительством (189). В те же годы ревизорами была учреждена
новая площадь, а, скорее, было подтверждено ее учреждение: "Там, где
Александрова вдова жила прежде" (190) (о чем мы узнаем из грамоты Владислава
IV. В те же годы, при том же короле, некоторые дела Бобруйского староства
вел Станислав Нарушевич, королевский писарь (191). 7 декабря 1639 года
из Варшавы были посланы 3 грамоты Владислава 1У. Первая - владельцам
пожалованных в Бобруйском старостве имений с приказанием им принять
участие в строительстве (или достраивании) мещанами каменной стены вокруг
города и всячески содействовать им в этом (строительство стены было
вызвано 3 причинами: а) тем, что стена вокруг города только в некоторых
местах (в частности, со сторона реки Березины) была каменной; б) усилившейся
военной угрозой со стороны русского государства и Запорожской Сечи;
в) расширением города за пределы бывших городских стен (после 1620-х
годов). Вторая грамота касалась позволения, данного Владиславом IV проведения
дзух ярмарок в Бобруйске - одной на праздник Трёх Королей, другой -
на Зелёные праздники (православный праздник Тризны), каждая на 2 недели
со всяческой свободой торговли, купли-продажи, обмена, и т.п. (192)
Перед тем, уже 27 июля 1639 г. в Бобруйск была направлена грамота королевы
Цецилии Ренаты (193.). Это послание было написано вскоре после кончины
старосты Петра Тризны, и такая быстрая реакция показывает, что Бобруйску
и староству придавалось большое значение. Через два года после подписанного
королевой предыдущего послания, упомянутого нами (между ними посылалось
несколько других) в Бобруйска, была направлена еще одна грамота с её
подписью - от 23 сентября 1641 г., с закреплением разрешения бобруйским
мещанам строительства ранее уже утверждённой ревизорами новой площади
(194), Гостиного Двора, здания публичных весов, также строительства
на той же площади лавок и балаганов любых размеров и форм (195). С восшествия
на трон Владислава IV начался период сравнительно меньшего давления
на православие и восстановления некоторых прав его носителей. В этот
период усиливается и деятельность православных братств, увеличиваются
размеры вноси в их фонды сумм (и сами фонды), растет приток новых членов.
К 9 мая 1645 г. относится написанная в Бобруйске, в доме Шемберевича,
квитанция православного братства св. Николая в сдаче отчёта, выписанная
выбранным от братства членам, для совершения медового канона, православного
белорусского обряда (196). Из этой квитанции явствует, что выбранными
от братства старостами были: владелец и состоятельный шляхтич Иван Шембревич,
еврей Нацка Кипирич, Силкович из деревни Брожа. (В списке евреев, проживавших
в Бобруйске в 1640-х и 1650-х годах, который Сергей Абрамович, историк-любитель,
составил на основе чисто-еврейских источников, фигурируют евреи с похожими
на белорусские именами, и среди этих имен также есть Нацка Кипирич).
Поручения братства выполняли некие Савка Чухистый и Ерка. Левонович
(о нем нам кое-что известно, в частности, что он владел крупными земельными
угодьями). Организаторами при справлении канона должны были быть некие
с Матвей Иванович и Стефае Уласович. Свидетелями являлись Григорий Дьякович,
Овсей Ольшанник, Ефим Ольшаник (оба брата фигурируют в списке Сергея
Абрамовича как евреи), Яцек Выпалонович, Фёдор Журидович, Зарарьяш Остроэский.
Оговаривается, какая часть собранных денег пойдёт на покупку церковных
свечей н меда, сколько будет выплачено выборным, поручителям, и т. д.,
сколько причитается за запись новых членов (причём, оговаривается каждый
конкретный случай), а также жен и сыновой (о дочерях не упоминается)
действительных членов братства, при этом взнос часто брался чисто медом
(к примеру, два безмена мёда - и т.д.) В братства вступают не только
мещане но и волощане, из сёл Столпищи, Сергеевичи. Один волощанин, Ивашка
Окушевич, являлся выборным лицом. Документ этот написан на так называемом
старобеларусском языке. В 1650-х г.г. Владиславым 1У был возвращен православным
ряд церквей, с том числе и Спасская церковь в Бобруйске. Бобруйск тесно
связанный с историей Речи Посполитой, оказался одним из важных звеньев
цепочки событий, происходивших в ХVII в. в связи с народным движением
на Украине, сыгравшем весьма существенную роль в судьбах Польши, Литвы,
Белоруссии - и самой Украины. В описываемый период на Украине, в приднепровских
степях, существовала и действовала Запорожская Сечь, нечто вроде освободительной
партизанской армии украинцев. Они были несколько многочисленней беларусов,
а национальный гнёт на Украине, в отличие от Беларуси, которая в составе
Вел.Кн.Лит. добровольно объединилась с Польшей (в результате чего образовалась
Речь Посполита) - был достаточно свиреп. Этнически украинцы сильно отличались
и от поляков, и от беларусов, и от литовцев. Польский гнет на Украине
и соседство с агрессивной иноверческой Турцией вынуждали часть смелых
и предприимчивых мужчин бежать в вольные приднепровские степи, где образовалось
из них казацкое войско. В числе казаков были и выходцы из Беларуси,
в своё время бежавшие в Запорожскую Сечь. К 1620-му году народное движение
на Украине стало вызывать серьёзные опасения польско-литовских властей.
Подчёркивая освободительный характер движения запорожских казаков, необходимо
сказать и об их необыкновенной - даже для того времени - жестокости;
особенно жестоки были казацкие атаманы. Запорожцы истребляли нередко
целые города, убивая все их население, включая стариков, женщин и детей,
сжигали сел, истребляли поголовно все еврейское население, убивали всех
неправославных священников, монахов, истязали монахинь, подвергали их
насилию и надруганию. Со времени тех далеких эпох прошло достаточно
много столетий для того, чтобы относиться к ним с беспристрастностью
и рассматривать их во всей их сложности и диалектической противоречивости.
Для того, чтобы силы Речи Посполитой не могли наносить крупных ударов
с северо-запада, с территории Беларуси, запорожцы выбрали поистине остроумную,
хотя и вполне простую, тактику. Они посылали на территорию Белоруссии
свои небольшие отряды под началом своих атаманов, которые громили там
помещичьи усадьбы и, главное, поднимали местное население на вооруженную
борьбу, рассчитывая на то, что беларусы, возмущенные усилившимся закрепощением,
окажут им поддержку (конечно, при условии нескольких успешных рейдов).
Расчет казаков в целом оказался не столь успешным, как о том пишут некоторые
историки, но, все-таки, дал некоторые существенные результаты. В казацкие
отряды сбегались беглые крестьяне, горожане, которым грозили неприятности
из-за неуплаты долгов либо наказание за ту или иную провинности, бродяги,
сторонники православного "освобождения". В 1648 году вспыхнуло восстание
в Бобруйске. Этот город оказался среди первых городов, которые казакам
удалось захватить благодаря поддержке какой-то части населения. Имущественно-экономическое
положение населения города было в целом весьма неплохим; можно предположить,
что вооруженное выступление было организовано запорожскими лазутчиками
с привлечением какой-то ограниченной группы населения (198). Есть сведения,
что к восстанию в городе были причастны группы крестьян, недовольных
наступлением фольварочных хозяйств на их земли. В небольших городах
небольшую группу горожан можно было подкупить. Конечно, нет никакого
сомнения в том, что восстание было инспирировано запорожскими казаками,
и явилось началом их дерзкой военной операции. Тут же в городе объявился
казацкий атаман Михненко с отрядом запорожских казаков, который возглавил
вооруженное столкновение с войсками, посланными на подавление восстания
(199). Руководимые атаманом Михненко, восставшие выступили против войска
белорусского пана Паца (того самого, что владел любоничскими селами,
и жене которого, Пацевой, принадлежали девять деревень староства) и
наголову разбили его. Сам Пац попал в плен к восставшим (200). На помощь
Пацу (начало 1649 года) были двинуты польско-литовские войска под командованием
пана Воловича (Велевича?) и пана Гансвского (1500 солдат), но прибыли
они тогда, когда Пац уже был разбит. Когда эти войска приблизились к
Бобруйску, после месячной осады они также были разгромлены у стен города:
подоспевшими на помощь восставшим казаками полковника Поддубского (или
Подрубского) (201). Значительная часть Беларуси была охвачена к тому
времени крупными и мелкими очагами восстаний. Города, даже такие большие,
как тогдашний Пинск, нередко оказывались а руках восставших (кстати,
мятежный Пинск, несмотря на его неприступные укрепления, был взят войсками
вышеназванного Воловича (разгромленного у стен Бо6руйска). "Нож в сердце"
Вел.Кн.Лит. всадил, по непонятным причинам "про-запорожский" и "про-московский"
(эта странная квази-культурная близость Могилева Украине и Московии
(а, точнее, ГОРОДУ Москве) - в первом отношении гораздо более ощутимая,
чем в Гомеле, самом близком к Украине из крупных белорусских городов,
а во втором - чем в самом Подмосковье - этот странный гибрид, сохраняется
до сих пор), город Могилев. Именно там запорожская партизанская война
распространилась наиболее широко и пустила наиболее глубокие корни.
Могилев, как огромная кровавая рана на теле белорусско-литовского государства,
настолько ослабил позиции Речи Посполитой в окрестностях Днепра, что
Московия вскоре достаточно легко распространилась на эти территории.
Несмотря на хитрую тактику, дерзкие вылазки, смелость и бесстрашие,
на жестокость, казацкую поруку и временные успехи, украинцы не имели
никакого шанса на крупномасштабный успех. В тех исторических условиях
они не могли надеяться ни на собственного царя, ни на родину, ни на
свое независимое государство. Теснимые с юга Турцией, с севера - беларусами
и литовцами, с запада - Польшей, в своей борьбе за национальное освобождение
они были обречены. Интуитивное или осознанное ощущение этой обреченности
делало их атаки отчаянно яростными, их самих - свирепыми и безжалостными,
их борьбу - ожесточенной, а их отношение к населению захватываемых городов
и весей - жестоким. Единственным военно-политическим игроком за спиной
запорожского казачества в этой ситуации было Московское государство.
Оттуда шло снабжение оружием, финансовая поддержка, военные подкрепления.
Сотрудничавшие с казаками группы населения в мятежных белорусских городах
подкупались на русские деньги. Каждая успешная вылазка против польско-литовско-белорусских
войск, каждое успешно поднятое восстание только приближали тот день,
когда украинцы попадут в зависимость от Московского государства, не
меньшего притеснителя украинского этноса, чем евреи (об этом - ниже),
Польша и Великое княжество Литовское. Бобруйск находился достаточно
близко от России (от Московской Руси), с которой Речь Посполита фактически
беспрерывно находилась в состоянии войны, так что восстание тут имело
особое значение. Оно усиливалось специфическим географическим положением
города. Стратегическое положение города по отношению к охваченной казацким
движением Украине вынуждало воевод Речи Посполитой направить сюда наиболее
крупные силы, чтобы во что бы то ни стало овладеть Бобруйском. Противоборство
Богдану Хмельницкому и организованным его отрядами восстаниям на территории
Беларуси возглавил Януш XI Радзивилл, внук Крстофа Радзивилла Перуна,
Виленский воевода и гетман Вел.кн.Лит., командир всех войск Вел.Кн.Лит.
- он являлся самым крупным и могущественным магнатом в Княжестве; стремился
проводить независимую от Вел.Кн.Лит. внешнюю политику. Получил образование
за границей, в Европе; опекал кальвинистов, ориентировался на Гогенцолернов,
возглавлял диссидентские (несогласные с Великим князем Литовским) круги,
был послом в Англии и Нидерландах. В десятилетия волны восстаний и войны
с Богданом Хмельницким многие военные операции проводил по собственной
инициативе и собственными силами, и направлял действия более мелких
военных сил. Вступив "одной ногой" на Украину для разгрома войска Богдана
Хмельницкого, Януш Радзивилл решил сначала обеспечить себе безопасный
тыл и разгромить очаги восстаний на Белорусской земле, двинувшись довольно
поспешно во главе своих войск - через Слуцк и Мозырь - к Бобруйску (202).
Тем временем вооруженное движение тут постепенно расширилось, и могло
перерасти в целую войну. Но зимой 1648-1649 г.г. Януш Радзивилл со своим
многочисленным войском появился у стен города (203). Ситуационные (теряя
город, восстание лишалось своей военной и моральной опоры) и тактические
(согласно тактике ведения тогдашней войны, на вражеской территории сначала
брались штурмом города) обстоятельства указывали на то, что штурм города
близок и неизбежен. Приблизившись к Бобруйску, Радзивилл призвал всех
находившихся за стенами города сложить оружие - и поклялся своей аристократической
честью, что даст укрепившимся в городе казакам свободно уйти в свою
страну, никого не казнит и не разорит города, но его условие было встречено
издевательскими насмешками и оскорблениями. После подхода подкрепления
из Турова, Радзивилл осадил город и начал его штурм. Силы были неравны,
но осажденные мужественно сопротивлялись. Януш XI Радзивилл не смог
взять его штурмом, и перешел к длительной осаде. За спиной казаков горожане
стали вести секретные переговоры с Радзивиллом. В ночь на 21 февраля
1649 года горожане и духовенство тайком от казаков подошли к воротам
города и открыли их перед Янушем Радзивиллом (204; также см. 3 Главу
истории Бобруйска Егуды Слуцкого). Несмотря на то, что вражеское войско
ворвалось в город, казаки все еще оказывали отчаянное сопротивление,
было много погибших (205). Однако, Бобруйск был взят. По одним источникам
город и замок были преданы огню (206). По другим (заслуживающим большего
доверия) Януш Радзивилл приказал "и пальцем не трогать" мирное население
города. Он также приказал строго пресекать грабежи. Он даже отдал распоряжение
повесить своего собственного слугу, который взял какую-то вещь без разрешения
хозяина дома, где Радзивилл остановился на постой. Жестоко расправился
Радзивилл с оказавшими сопротивление защитниками города. Полковнику
Поддубскому, по свидетельству русского дьяка, Григория Кунакова, сначала
удалось убежать в содружестве примерно сотни его людей, а четыреста
его человек были схвачены Янушем Радзивиллом - и все убиты. Группа казаков
сумела вырваться из окружения и укрепиться в деревянном замке за городом.
Когда они увидели, что вражеское войско приближается, они подожгли дом
- и все сгорели. Восемьсот человек Януш Радзивилл подверг пыткам и отсек
им руки, сто пятьдесят были зарублены, а более, чем сто человек были
казнены через посажение на кол. Среди посаженных на кол - попавший к
тому времени в руки "ляхов" полковник Поддубский (Подрубский). Жестокость
Радзивилла была под стать зверствам самих казацких атаманов. Эта расправа,
по приблизительным подсчетам, унесла более тысячи жизней, а около тысячи
человек сделала калеками (207). Казни Януша Радзивилла, даже если они
и были преувеличены русским дьяком, явились первой письменно подтвержденной
расправой, за которой в следующие десятилетия и века последовали другие,
и уже эта первая по своим масштабам для такого небольшого для того времени
городка, и по своей иррациональной жестокости - потрясает. Следует заострить
внимание на этом историческом факте еще и потому, что в последующие
годы, десятилетия, столетия Бобруйск становился ареной самых жесточайших,
самых диких, многочисленных и масштабных массовых расправ, войн, сражений
и кровопролитий, вызывавших отголоски далеко за пределами этого города,
и даже за пределами стран, в состав которых он входил. Неоднократно
этот город подвергался разрушениям: как его отдельных частей или сооружений,
целых комплексов, так и тотальному разрушению, переносу "на другое место".
Феодальный Бобруйск был просто стерт с лица земли завоевателями, как
Карфаген или Иерусалим. Но он неизменно возрождался, как птица Феникс,
из пепла, оставаясь самим собой и сохраняя в себе через все перипетии
нечто собственное, изначальное, атмосферу мягкого уюта - оставаясь тем,
чем он есть
